Еще недавно о колонке никто из нас не мог и мечтать. Правда, ходили слухи, что где-то там, в Грузии, кому-то повезло. Но, как известно, за горами, за буграми все не так, потому что нас там нет. И даже если слухи подтверждались, то уж больно редок был этот субъективный жанр в мире объективных истин. А теперь — чуть не у каждого колонка, своя тема, свои мысли, и найти свое место в этой колоннаде становится все труднее.
С тематикой дефицит, и потому, кажется, единственная возможность — открыть еще одну колонку между тем, между тем, что пишут другие, между тем, что происходит в кино или вокруг него, но имеет к нему хоть какое-то отношение… Одним словом, произнести вслух необязательные мысли по поводу необязательных тем, не посягая на то фундаментальное и концептуальное, что занимает ныне умы и темпераменты коллег в сопредельных изданиях. Ну, скажем, типа той принципиальной полемики, которую ведут маститый профессор с младшим научным сотрудником на страницах печати, где маститый гвоздит младшего, а младший — маститого, позабыв обо всем на свете, кроме самого насущного: а был ли автор лучшего фильма всех времен и народов сторонником однополой любви или же, не к ночи будь помянуто, просто импотентом, как все мы — кто сегодня, кто завтра… И уже три, а то и четыре газеты посвящают свои страницы этому спору нынешних тупоконечников с остроконечниками (и это в стране, где хронически не хватает яиц!), словно нет в нашем кино сегодняшнем и в его истории проблем поважнее, как будто не угасает на корню родимая кинокритика вкупе с родимым кинематографом, утвердив в качестве нового творческого метода вместо сошедшего с круга соцреализма самый что ни на есть агрессивный нарциссизм и скандалезность… Как будто мы уже осознали все, что происходит в кино и вокруг него, как будто хоть кто-нибудь, к примеру, просто описал, осмыслил, оценил те сотни документальных фильмов, что были сняты за последние годы во всех кинематографических градах и весях нашей необъятной…
А между тем, и это будет моим дебютом в «Советском экране», живет где-то там, в Берлине, который мы еще по привычке называем Западным, хотя на самом деле он просто Берлин, человек по имени Ханс-Йоахим Шлегель, знает множество языков, которые не знает — учит, которые не выучит — старается понять. И деловито, скрупулезно, как подобает немецкому литератору, не надеясь на тамошние издательства «Искусство», пишет и публикует книги, не рассчитанные на коммерческий успех, но тем не менее находящие своего читателя, а следовательно, и издателя тоже. И добро бы о своем двунемецком покамест кинематографе, о его «белых пятнах» и «черных дырах», это еще можно было бы понять, но о кинематографе нашем — от Эйзенштейна до Тарковского, к тому же пренебрегая исследованием сексуальных и прочих девиаций… Это уже понять невозможно, и недаром в давно прошедшие времена некий любопытствующий киновед в штатском — Шлегель тогда только-только стал наезжать в Москву и Ташкент — профессионально доискивался у каждого встречного-поперечного: и чего это он к нам зачастил? не из бундес ли нахрихтен динст??? Вероятно, на этот вопрос был получен где-то сугубо отрицательный ответ, ибо любознательный исчез неведомо куда, а Шлегель продолжал ездить, «отписываясь» после каждого приезда то книгой, то на худой конец статьей, и каждый раз о том, что было самым существенным и самым актуальным, о том, до чего так и не «доходили руки» у нас и у наших коллег в странах куда более социально близких.
Так было с полдесятка лет назад, когда вышел на авансцену прибалтийский документальный фильм, и мы, не успев оглянуться и оглядеться, уже могли видеть объемистый том, посвященный истории и современности документального кино Латвии, Литвы и Эстонии, о котором (не о кино, о томе), к стыду нашему, никто не обмолвился и словом на великом и могучем русском языке. Так произошло и сейчас, когда вырвался на мировой кинематографический рынок документальный фильм Армении. Сто двадцать восемь страниц формата «Советского экрана», на трех языках сразу — немецком, английском, французском, только испанского здесь не хватает, чтобы книга стала понятной для всех гостей и участников международных кинофестивалей. Однако нельзя желать невозможного — так недолго и до требования издавать за нас и вместо нас книги по-русски, что, надо полагать, вызвало бы всеобщую радость в коридорах издательства «Искусство», в Собиновском переулке в Москве.
Я вовсе не намерен писать рецензию на книгу Шлегеля, которая называется просто и функционально «Документальные фильмы Армянской Советской республики», поскольку выпущена она к ретроспективам армянского кино на кинофестивалях в Нионе (Швейцария) и в Западном Берлине. Скажу только, что она представляет собой подробный и всесторонний портрет армянского кино, армянской истории и культуры, армяно-грегорианской церкви, содержит полную фильмографию документальных фильмов, снятых в Ереване с 1924 по 1957 год, а также обстоятельные интервью с режиссерами Рубеном Геворкянцем и Арой Вауни, отрывки из фундаментальной работы Артавазда Пелешяна о монтаже, обзорную статью о нынешнем армянском «документе», очерк творчества моего друга Арутюна Хачатряна и фильмографию режиссеров-документалистов от Амо Бек-Назарова до наших дней, написанные и составленные критиками из Еревана. Добавлю к этому, что не один Шлегель приложил руку к изданию этой книги, как и той, давней, посвященной Прибалтике. В числе авторов удивительная супружеская пара Эрика и Моритц де Хадельн, выносящие на плечах своей немногочисленной семьи два международных кинофестиваля, организуемых ими в разных странах Европы,— бывает и такое, и этому семейному подряду не грех было бы поучиться: отдать, к примеру, будущий Московский кинофестиваль в аренду какой-нибудь семье де Ивановых — эту идею, совершенно бескорыстно и от чистого сердца, я предлагаю Юрию Тиграновичу Ходжаеву, директору «Совинтерфеста»… И хотя это скорее всего шутка, но между тем я не мог избавиться от какого-то настырно-печального ощущения, что пока мы топчем друг друга ногами и пляшем на трупах классиков, кто-то другой, спокойный, деловитый, мудрый и благожелательный, делает за нас и вместо нас нашу работу. Просто так, между тем.
Мирон Черненко